Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Улыбки на лицах слушателей… Оратор эффектно заканчивает свою речь:
— Это может вызвать только грустную улыбку на устах серьезных, деловых людей.
Тогда подымается другой — маленький, с квадратной челюстью.
— Бассейн Па-де-Кале после первой войны восстанавливался десять лет, а, как известно, Па-де-Кале намного меньше Донецкого бассейна! Да и разрушения сейчас абсолютно несравнимы!
Председатель собрания вежливо улыбается в сторону гостя:
— Мы, господин советский представитель, к сожалению, не поэты, а деловые люди и более склонны к скучной житейской прозе. В результате современной войны будут разрушены не только Донецкий бассейн, но и Па-де-Кале, и британские угольные месторождения, и Рур, и Силезия! Не лучше ли пока создать единый план помощи всем пострадавшим бассейнам, план сроком, скажем, на десять-пятнадцать лет, и в этом плане учесть все ваши заказы?
Глаза «джентльменов» за наружным спокойствием скрывают острое любопытство: что скажет на это гость?
Министр подымается и спокойно, но уверенно произносит:
— Я очень внимательно выслушал деловые соображения и должен, господа, заявить вам следующее: мы намерены платить доллары не за любезное ваше предложение включить Донбасс в общий план послевоенного восстановления Европы. Мы будем платить доллары только за реальные насосы, изготовленные в нужные нам сроки! Можете вы их поставить? Нет?
…Прерывистые, хватающие за душу гудки воздушной тревоги.
Ленинград. Невский.
Останавливается трамвай, испуганные пассажиры бегут в подворотню. Над пустынной, безлюдной улицей подымаются в небо аэростаты воздушного заграждения.
Где-то близко разрываются бомбы и захлебываются от частой стрельбы зенитки.
По сборочному цеху завода «Электросила» идут товарищ Жданов и Кравцов.
Резкий ветер гонит сквозь разбитые окна холодную снежную крупу.
Они проходят мимо длинного ряда уже готовых, окрашенных в серый цвет электромоторов. Худые девушки замерзшими пальцами выводят надписи: «Донбассу. Сделано в Ленинграде в дни блокады!»
Грохот взрыва сотрясает здание цеха. Вспыхнувшее в глубине пламя на миг освещает станки и лица изможденных голодом рабочих. Никто не бежит в укрытие, все остаются на местах, хмурыми взглядами провожая носилки с пострадавшими товарищами.
Жданов поворачивается к Кравцову и с волнением говорит:
— Расскажите об этом донбасским шахтерам!
В глазах Кравцова стоят слезы и, заметив их, Жданов сурово напоминает:
— В Ленинграде не плачут!
— Простите, товарищ Жданов, — едва слышно произносит Кравцов.
— … А сейчас мы уже мечтаем не о восстановлении, а о новом техническом подъеме Донбасса! — взволнованно произносит министр.
Кравцов все еще весь во власти воспоминаний… Но вот он улыбнулся.
— А когда-нибудь мы и этот вечер вспомним!
Держась за сердце, подбегает запыхавшийся Сидор Трофимович. Он тяжело дышит.
— Сердце, да? В Кисловодск выгоню! — строго замечает министр.
— Срочная телефонограмма! — задыхаясь, говорит Горовой. — Вас вызывают в Москву… в правительство!
Спасская башня. Шесть часов вечера. Музыкальный звон кремлевских курантов, гулкий звон ударов.
И снова кабинет в Кремле.
За длинным столом сидят товарищ Сталин и его боевые соратники — товарищи Молотов, Маленков, Берия, Ворошилов.
Перед ними министр, молча ожидая вопросов.
С т а л и н. Таким образом, наши расчеты оправдали себя? Горный комбайн, как мы и предполагали, намного увеличивает добычу угля? Так?
М и н и с т р. Да, товарищ Сталин.
С т а л и н. Это хорошо! Вы лично убедились, что горный комбайн облегчает условия труда наших шахтеров? Значит, наше стремление устранить на шахте профессии, связанные с тяжелым физическим трудом, становится сегодня реальным делом? Так?
М и н и с т р. Так, товарищ Сталин! В связи с появлением комбайна на шахте исчезнут навсегда профессии навалоотбойщика, бурильщика и запальщика.
С т а л и н. А это совсем уж хорошо! Но далее. Работа на горном комбайне потребует повышения технических знаний шахтеров, потребует высококвалифицированных рабочих, и таким образом решится вопрос постоянных кадров в Донбассе? Так?
М и н и с т р. Совершенно верно, товарищ Сталин!
С т а л и н. И это очень важно! И, наконец, сокращая количество рабочих в лаве, горный комбайн тем самым резко увеличит производительность труда на каждого подземного рабочего? Так?
М и н и с т р. Так, товарищ Сталин! Производительность труда повысится почти в два раза!
С т а л и н. Какие же выводы? Облегчение условий труда наших шахтеров и устранение ряда профессий, связанных с тяжелой ручной работой на шахте. Это — первое. Второе — повышается техническая культура шахтерского труда. Третье — создаются постоянные кадры высококвалифицированных рабочих в Донбассе. И, наконец, увеличение добычи угля и резкое повышение производительности труда каждого подземного рабочего. Вот, товарищи, что означает горный комбайн!
М о л о т о в. Это еще один шаг к коммунизму!
С т а л и н. Совершенно верно! А что говорят в Донбассе о комбайне?
М и н и с т р. Не только говорят, товарищ Сталин, но даже песни уже поют.
С т а л и н. Очень интересно! А вы случайно не вспомните хоть одну?
М и н и с т р (смущенно). Девушки пели…
Что мне муж с молотком
Иль с лопатой за плечом?
А пойду я замуж скоро
За шахтера-комбайнера!
С т а л и н. И правильно сделает! Дальновидная девица!
Все весело смеются.
В о р о ш и л о в. Узнаю Донбасс!
Б е р и я. Года через два его уже не узнать.
М о л о т о в. А в тридцатом году такие же песни складывали об отбойном молотке. Работают люди хорошо, потому и поют.
М а л е н к о в. Донецкие рабочие всегда были инициаторами великих дел.
С т а л и н. Молодежь, конечно, за машину, это закономерно. А что думают старые шахтеры? Кадровики?
М и н и с т р. Запомнилась мне одна фраза, товарищ Сталин, ее сказал старый шахтер: «Врубовая машина мне двадцать лет жизни прибавила, а комбайн, рассчитываю, еще десяток лет позволит трудиться на шахте!»
С т а л и н. Очень хорошо сказал! Очень глубоко понял основное: механизация даст нашему рабочему возможность как можно дольше жить полнокровной трудовой жизнью! Кто сказал эту фразу?
Б е р и я. Почетный шахтер «четыре-бис» товарищ Недоля.
Повернувшись к Ворошилову, Сталин, вспоминая, спрашивает:
— Недоля?!
— Он! Степан Павлович! — улыбаясь, подтверждает Ворошилов.
Сталин улыбается и довольно разглаживает усы.
— Вы говорите, он уже почетный шахтер? Очень приятно слышать! Ну что ж, комбайн приветствуют, как говорится, и стар и млад. Сколько же вы предполагаете на первых порах внедрить комбайнов на шахты?
Министр отвечает не сразу. Он вспоминает цифру «пятьдесят», о которой только вчера договорились с Кравцовым: «Тяжело будет? Ничего, сделаем!»
Его ответа ждут… И он совершенно неожиданно для себя отвечает:
— Сто пятьдесят комбайнов, товарищ Сталин!
Товарищ Берия лукаво усмехается: он знает, что министр хотел сказать «пятьдесят».
Сталин обращается к Молотову, Маленкову, Берия и Ворошилову:
— Сто пятьдесят комбайнов? Это выходит меньше, чем по одному комбайну на шахту. Так? — Он покачал головой. — Нет, одна ласточка весны не делает. Я думаю, будет более правильно, если для начала мы внедрим триста комбайнов! Триста! А? Это возможно?
Просторный кабинет директора завода угольного машиностроения.
За длинным столом с моделями врубовок, вентиляторов и других образцов заводской продукции сидят вызванные на совещание инженеры и руководители цехов.
Рядом с уже знакомым нам директором завода и конструктором Трофименко сидит секретарь обкома Кравцов. Они внимательно слушают выступление инженера Акимова — высокого человека в рабочей спецовке, но с идеально белыми и выглаженными углами шелкового воротничка. У Акимова приятный, ласкающий ухо тембр голоса:
— Создание такой машины, безусловно, огромная заслуга ее автора — конструктора Трофименко. Многие до него пытались решить эту задачу, но безуспешно. А сейчас нашему заводу поручено выпустить серию в пятьдесят машин. Хорошее дело, нужное, — кто смеет возражать? Но между искренним желанием, желанием выполнить задание, и готовыми пятьюдесятью комбайнами к концу этого года лежит еще область, именуемая реальными возможностями. Нам, инженерам-конструкторам, неразрывно связанным с производственной жизнью завода, полагается считаться с таким серьезным фактором, как реальность намечаемых планов, и именно поэтому мы все и должны здесь честно заявить руководству, что не видим никаких возможностей для реализации поставленной задачи.
